Лишь в том случае можно проявить кротость, когда представляется случай простить кого-либо. Поэтому добродетельные даже причиняющих им зло почитают как приносящих пользу. Вот как об этом назидательно повествуется.
Бодхисаттва жил как-то в одном лесном уголке в облике дикого буйвола, с телом в грязных пятнах тины, похожего на движущееся тёмное облако. Пребывая даже в таком, полном заблуждений, состоянии животного, в котором труд­но познать праведный закон, он всё же благодаря своему острому уму всеми мыслями ревностно стремился к правед­ному поведению.http://www.abhidharma.ru/A/Vedalla/Content/Jataka/Jatakamala/J33.htm

1. И никогда его не оставляло сострадание, что, долго следуя за ним во всех рожденьях, его неотде­лимым свойством стало. Но всё ж его какие-то по­ступки повлияли на то, что он родился в этом со­стоянье.
2. Поэтому Владыка говорил, что непонятна связь между поступками и воздаянием за них. Хотя он был проникнут состраданием, на долю его выпало рожде­ние животным. Но и тогда сознанье праведности бы­ло у него.
3. Без кармы нет рождений ряда, и добрые дела не могут принести дурного плода. Однако, хоть и праведности преданный, он иногда в различных состояниях рождался, определённых мелкими частями кармы.

И вот одна низкая, подлая обезьяна, видя его всегда проявляемое врождённое благородство и понимая, что бла­годаря своему милосердию он не может прийти в гнев или ярость и потому его нечего бояться, различным образом очень сильно досаждала бодхисаттве.

4. Ведь самую большую наглость проявляет не­годяй по отношенью к сострадательным и мягким, доходит он до самых безобразных действий, так как нисколько не боится их. Но только лишь почувству­ет малейшую опасность, каким смиренным он стано­вится, как быстро исчезает его наглость!

Эта обезьяна, то внезапно прыгала сверху на Великосущного, когда он спокойно засыпал или в полудрёме клевал носом, то, взобравшись на него, как на дерево, она раскачивалась на нём. Иногда, когда он был голоден, она, загоражи­вая ему дорогу, мешала пастись. Иногда она тыкала ему в уши палкой. Когда он желал искупаться, она забиралась ему на голову, и закрывала ему глаза руками, а иногда, взобравшись на него и нахально усевшись ему на спину, она понукала его поднятой палкой и изображала из себя Яму.
Великосущный бодхисаттва прощал ей безо всякого вол­нения, гнева или раздражения, считая всё это наглое поведе­ние обезьяны как бы даром.

5. Для грешников естественно идти дурной до­рогой невоспитанности и нахальства. Для доброде­тельных же кротость – дар желанный, так долго шли они таким путём.

И вот как-то некий якша, возмущённый такими оскорбле­ниями, наносимыми Великосущному, или же желая испытать его характер, когда низкая обезьяна ехала верхом на буйво­ле, остановился на пути у них и сказал: «Не довольно ли с тебя? Разве эта низкая обезьяна купила тебя или обыграла тебя в кости, или же ты чего-нибудь опасаешься с её сторо­ны? Или же ты не знаешь собственной силы, что, подчинив­шись ей, возишь её на себе? Поистине:

6. Твои ведь острые рога, подобно молнии, дробят алмаз, стволы деревьев расщепляют, а ноги месят тору в ярости, как будто бы болото.
7. Твоё же тело крепкое похоже на утёс, и совер­шенна красота его в соединенье с силой. Известна мощь твоя всем хищникам могучим, и даже льву опас­но подходить к тебе.
8. Так сокруши её копытом смело, иль рога остриём разрушь её нахальство. Зачем страдаешь ты от наглой обезьяны и сносишь все мученья, как бес­сильный?
9. Да разве скромностью и добротою и отношени­ем добродетельным к нему возможно излечить зло­дея? Где действенны лишь острые, горячие и грубые лекарства, от неуместного подобного лечения лишь возрастает дерзость, как болезнь, происходящая из флегмы».

Тогда бодхисаттва, взглянув на якшу, сказал мягким голосом, выражавшим его приверженность к кротости:

10. «Я знаю нрав её непостоянный, к распущенно­сти склонный. Поэтому я прав, когда её прощаю.
11. И разве это называют кротостью, если сильней­шему не можешь ты ответить? А праведному, стойко­му в смирении и повеленье добродетельном нам нече­го прощать.
12. Поэтому, даже имея силу отомстить, сносить нам следует от слабых оскорбленья. Лучше стерпеть обиду от него, чем добродетелей лишиться.
13. Слабого дурное обращение – возможность лучшая для проявленья добродетели. Зачем же тот, кто предан добродетелям, в подобных случаях при­менит свою силу, чтоб в результате стойкость поте­рять?
14. Обычно ведь для проявленья кротости удобный случай зависит от других и трудно достижим. И если кто-то нам даёт для этого возможность, к чему здесь в ярость приходить?
15. Не думая о разрушенье собственного блага, ведёт себя он так, словно старается мои грехи очи­стить. И если кротость я не проявлю, то кто же, как не я, окажется неблагодарным?»

Якша сказал: «Тогда ты никогда не освободишься от её преследований.

16. Не уважающего добродетели нахального зло­дея как можно укротить, не отказавшись от смирен­ного терпенья?»

Бодхисаттва сказал:

17. «Если счастье достаётся благодаря мученья ближних, иль отвращается таким же образом беда, то счастья в результате не достигнуть, и так не стоит поступать.
18. А если он того не понимает, в чём наставляю я его своим терпеньем, то потом столкнётся с тем, кто не прощает, и тот свернет его с неправого пути.
19. Узнав дурное обращенье, он перестанет отно­ситься дурно ко мне подобным. Наказанный, он боль­ше так себя вести не станет, и я тогда освобожусь».

Тогда якша, преисполнившись верой, изумлением и уваже­нием, воскликнул: «Прекрасно, прекрасно!» – кивая головой и делая одобрительные жесты, и прославил Великосущного следующими словами:

20. «Откуда у животных поведение такое? Откуда безграничное почтенье к добродетелям? С каким-либо намереньем ты принял этот облик, несомненно; на­верное, ты – подвижник, обитающий в лесу».

Так восхвалив бодхисаттву, якша сбросил негодную обе­зьяну с его спины и, научив его предохраняющим чарам, исчез.
Таким образом, «лишь в том случае можно проявить кро­тость, когда представляется случай простить кого-нибудь, поэтому добродетельные даже причиняющих им зло почи­тают, как приносящих пользу». [Так должно говорить, пропо­ведуя о кротости. Также следует говорить: «Так проявляется непоколебимая стойкость бодхисаттв даже в животном обли­ке; может ли человек или давший обет отречения от дома быть лишённым её?» А также следует излагать этот рассказ при восхвалении Татхагаты и в проповеди о почтительном внимании праведному закону.]